Так, вот я и дополз сюда. начну, пожалуй, с самого первого.
Короткий рассказ "Фарфоровое сердце"
Автор: fleur de lys
Копирование строго карается.
Совсем тихо колышется огонек на фитиле свечки. Рядом с ней находятся еще много таких, как она, горящих и освещающих пространство вокруг себя. Однако если присмотреться, можно заметить, что каждая по-своему уникальна. Кто-то выше, кто-то тоньше, кто-то просто уже огарок, отбывший свое время на этом подсвечнике. Так же у каждой свечи свой восковой наряд – где-то капельки причудливо изогнулись, придавая какую-то нежность, здесь застыли полоски, прямые и строгие. Вот тут все совсем расплылось – обидно быть такой неудачной свечкой. Но каждая из них совершала одну и ту же работу – дарила свет. Вместе они прогоняли ночную темноту из комнаты, заставляя ее спрятаться по углам и под предметами мебели. Приятный полумрак царил в комнате, который не посмел потревожить даже свет луны. Наверное, сегодня она вновь отгородилась ото всех тучами, недовольная чем-то. Хотя, может быть, она просто смущалась тем, что внизу творилось что-то, что вполне сравнимо с ее красотой. Свечи тоже это видели, они старались гореть медленнее, чтобы узнать всю историю от начала до конца. Историю о сотворении маленького чуда. Только оно не было таким живым, как колеблющееся пламя или ясный свет луны, плывущей в вечном танце по небосводу, такому же темно-синему, как камзол творца.
Что же видели свечи, чего смущалась луна? По комнате распространялся немного резкий запах краски. Тоненькие и потолще кисточки пристроились рядом с баночками, в которых покоились краски, ожидая своего триумфа. На все воля руки мастера. Но вот она подхватила одну из кисточек – самую тоненькую и очаровательную. Ее волоски окунулись в насыщенную черную краску, почти как тени, пляшущие вокруг вместе со светом свечей. Кисточка взмывает в воздух, дрожа от нетерпения, и осторожно соприкасается с материалом. Взмах, взмах, один за другим, пока мастер не прикажет ей остановиться. Кисточка возвращается на стол, а потом на ее смену приходит другая, чуть побольше. Она окунается в баночку с нежно-васильковой краской, а потом оставляет свои следы рядом со штрихами первой. Через мгновение можно заметить, что их совместная работа сотворила гармоничный рисунок. Глаза, совсем как живые, только немного холодные и без движения. Присмотревшись, ты понимаешь, что полотно, над которым порхают кисточки – фарфор четкой формы. В свете свечей хорошо очерчены губы, еще бледные, но только пока по ним не прошлась кисточка, носик, щечки, ушки и надбровные дуги с уже нарисованными бровями. Кому-то покажется немного жутким – незаконченная картина, словно человек, у которого не хватает какой-то детали. Кисточки сделают свою работу быстро и четко, даря личику совершенное сходство с человеческими чертами.
Теперь можно добавить волосы. Этому лику подойдут каштановые кудряшки, поблескивающие немного медью в свете стойких свечей, некоторые из которых стараются не сгореть из последних сил, дабы узреть конечное творение мастера. Что же теперь? Нет, краски уже выполнили свою задачу, теперь им отдыхать до следующего личика. На смену фарфору приходит ткань и нити. Тонкая игла, сверкая как острый кинжал, готова к своей работе. Она снует туда-сюда в умелых руках, твердых и решительных. Кружева, швы, детали костюма, она все скрепляет, образуя единое целое, тоже в своем роде отдельный шедевр. Но он не будет смотреться в одиночку, поскольку создан для того, чтобы его носили. Хотя, такое крошечное платьице, длинной всего сантиметров тридцать, человек не сможет надеть на себя. Для кого сделано оно? Ножницы с резким щелчком отрезают последнюю нитку, торчащую от платья, а затем его надевают на хозяйку. Тонкие фарфоровые ручки проходят сквозь отверстия для рукавов, туловище оно обхватывает как раз по размерам, а пышная юбка скрывает маленькие ножки в почти как настоящих чулочках. Финальным штрихом будут прекрасные светлые туфельки, а, может быть, еще и шляпка с большими полями. Наверняка ее еще увенчают розы, поскольку именно они подойдут для этой крошечной леди.
Итак, вот она и родилась в эту темную безлунную ночь. Как всегда прекрасна, как всегда пуста и не жива. У нее не будет чувств, ее губы никогда не растянутся в робкой улыбке, а ресницы не сделают ни единого взмаха, поскольку просто нарисованы. Чудесное создание без сердца, фарфоровая кукла. Неживая красота… Но почему, когда ты смотришь на нее, чувствуешь, будто у нее внутри теплится огонек, а она просто ждет сигнала своего кукловода, чтобы ожить? Нет, тебе становится немного не по себе от таких мыслей, не стоит смотреть в ее пустые васильковые глаза. А что, если у нее все же есть сердечко? Наверное, мастер оставил внутри такое небольшое и хрупкое сердце. Только оно тоже никогда не забьется, ибо материалом послужил фарфор. Куклам не стоит делать мягких сердец из бархата. Иначе они будут тихонько плакать по ночам из-за того, что слишком нежны, и чувствовать они тоже умеют, хоть и немного, поскольку мягкая ткань прогибается под тяжестью ощущений и даже намокает от слез дождя. Каково это видеть скупую одинокую слезу на бледной фарфоровой щечке? А твердое сердце не пропускает тяготы бренного мира, никакой грусти, тоски или куда более неприятных чувств, как отвращение, гнев, ярость и алчность. Но за все приходится платить – добрые и приятные чувства также не проникают в это сердечко, оно наглухо закрыто для всех. Ну, а если вдруг сердце разобьется, то кукла навсегда потеряет себя. Она просто станет заурядной игрушкой, ничем не отличающейся от любого предмета, хотя того же кувшина, ведь он же тоже из фарфора.
Творения этого мастера уникальны, нигде не встретишь того, кто вкладывал бы столько заботы и любви в своих кукол. А можешь ли ты предположить, что у этого мастера тоже нет сердца? Как он это делает? Вопрос этот так и напрашивается, но вдруг и у самого кукольника такое же фарфоровое сердце? Да, слишком много вопросов, но мастер никогда и никому не откроет своей тайны, а все потому, что понимает, если сердце его разобьется, он не сможет больше творить. Это для него и есть жизнь, ни дня без своего любимого дела, это как глоток воздуха. Если он не сможет заниматься им, то весь мир станет серым, краски поблекнут, не находя больше радости. Луна угрюмо выглянет из-за туч, а потом вновь уйдет под их покров, оставляя на улице буйствовать ледяной ветер, несущий колючие снежинки. Когда они врезаются тебе в лицо, ты словно ощущаешь тысячи мелких покалываний. Такое чувство, что это и не снег вовсе, а мельчайшие частички разбитого фарфорового сердца. Но мастер знает и бережет его, никому не ведом путь туда. Он влюблен в свою работу, этого и достаточно для холодного твердого кусочка в его груди. Но смотри, как радуют глаз его творения! Разве кого-то они оставили равнодушным? Даже старые и черствые люди, проходя мимо витрин с фарфоровыми красавицами, испытывают восхищение, их сердца сжимаются от удивления, колотятся, как когда-то в молодости. Ну, вот и скажи мне, разве может такое творить бессердечный человек? Все дело в том, что сердце у него другое, тебе не понять. Не трогай хрупкий мирок, дарующий людям светлые надежды, просто стой и любуйся, затаив дыхание. А это фарфоровое сердце, что холодит все внутри, получает столько радости от тех, кто восхищается его творениями, что может когда-нибудь и совершит робкое невольное биение чувств.