Дождь все-таки начался, и ладно бы дождь, пошел непременно ливень. Небо разразилось громом, будто бы перед микрофоном уронили огромный тяжелый котел. Хорнс остановился на несколько секунд, чтобы убрать с лица прилипшие волосы. "Теперь еще ты! Я проклят небесами! Нельзя было не лить сегодня?.. Что толку мысленно говорить с небом?.. Оно не услышит, даже если я закричу..." Что-то сделать с погодой, разумеется, невозможно, поэтому юноша продолжил стрелять в цель. Теперь ее стало видно еще хуже, мешал уже дождь и быстро темнеющее небо. Удары стрел о мишень казались очень-очень тихими, словно они боялись грома и старались не шуметь.
Ливень понемногу начал утихать, и теперь остался лишь тихий дождь. Из-за туч небо было темное, и казалось, что уже поздний вечер. В городе включились фонари, в цирке же приходилось это делать вручную, поэтому освещение было только в тех местах, где люди не поленились выползти из палаток. Было всего восемь утра, но из-за дождя, холода и темного неба хотелось спать и думалось, что уже поздно:
- Апчхи! - стрела улетела мимо мишени и попала в чью-то палатку. "Мне влетит... надеюсь не той же самой стрелой." К счастью для хозяина палатки, и конечно же для Хорнса, палатка была пуста, а стрела залетела лишь наполовину своей длины. Юноша тряхнул головой, разбрызгивая капли дождя с волос, и продолжил стрелять. К тренировочному шатру подошел импресарио. Сейчас вид Джокера был намного лучше, и, в отличии от многих циркачей, энергия его так и переполняла. Услышав голос импресарио, Хорнс резко повернулся, чуть не пустив стрелу прямо в него. "Нельзя незаметно подходить и начинать разговаривать с нервным че... со мной! Я и так не разговариваю, он хочет, что бы я говорил заикаясь?" Брюнет пустил стрелу в мишень и опустил лук, крепко сжимая его в руке. Юноша давно промок до нитки, и, вероятно замерз, поскольку губы у него немного посинели. Хорнс посмотрел из-под челки на Джокера. Говорить совсем не хотелось. Импресарио тут только две минуты, а уже успел задать столько вопросов. Юноша давно привык отвечать жестами, но как можно ответить жестами на такие вопросы? Только если азбукой глухо-немых, а брюнет и простой-то не знает. Хорнс подошел поближе к Джокеру, что бы хотя бы не надо было говорить громко. Опустив взгляд в пол, что бы уж точно не встретится с фиолетовыми глазами собеседника, к несчастью собеседника иначе не назовешь, юноша набрал в легкие побольше воздуха, - мне... мне не нужна радость стрелков. Вообще ничья радость не нужна, - голос юноши был очень тихим, словно он боялся, что его услышат, и очень мягким, даже "поющим". Хорнс не раз думал: "Не перейти ли мне к стрелкам? Все же это у меня хотя бы получается.", но всегда давал себе отрицательный ответ. Хотя в цирке было много жонглеров, почему-то он выбрал именно жонглирование, хотя всегда старался обходить большие компании и группы стороной. Возможно это было "шестое чувство", которое протараторило за брюнета слова "Я буду жонглером." Слова, которые он сейчас сказал, были не совсем правдой. В глубине души Хорнс хотел быть счастливым, хотел, чтобы у него были друзья, что бы его любили, и что бы он умел любить. Но он очень боялся. Боялся людей. Знал это, и давно решил, что так даже лучше, - что бы превзойти Вас, мне надо улыбаться? Тогда можете не волноваться - не превзойду, - юноша наконец поднял взгляд на Джокера, чего делать не хотел. Глаза снова горели, а значит еще и слегка опухли от слез. Хорнс даже уже не обращал внимание на такие вещи, просто плачет он слишком часто, - Вы... хоть раз видели, как я жонглирую? Я... научите меня жонглировать... я умею лишь пятью предметами, - брюнет наконец выдохнул. Вряд ли бы он сейчас был способен услышать ответ Джокера, в голове слишком громко стучало сердце, на щеках играл румянец, кажется так близко к людям он не подходит, да и так много давно не говорил.

Отредактировано Horns (2011-06-27 22:44:27)